Новости – Общество
Общество
«Дорогому автомобилю он не так радовался, как моему седлу»
Мухаммед Закореев. Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Один из немногих оставшихся в КБР мастеров шорных дел рассказал, почему в нашей стране не ценят талантливых людей
15 декабря, 2015 16:39
7 мин
В Кабардино-Балкарии Мухаммеда Закореева знает каждый шорный мастер. Стоит только спросить, к кому пойти посмотреть, как делают настоящую упряжь, — немедленно назовут его имя.
Мастерскую Мухаммед Закореев давно поделил на две части: одна в жилой квартире на окраине Нальчика, другая — в гараже за городом. В республике говорят, ремесленник (как и многие хорошие мастера) нелюдим и характером непрост, но нас он пригласил на чай — в одну из своих мастерских.
В коридоре его квартиры на железных крюках висят ленты кожи. Тяжелые гири тянут материал вниз. На полу кухни валяются необработанные бычьи рога («Гляньте, какой рисунок кости, это будет браслет»), а рабочий стол завален обрезками, выкройками и лекалами. Сюрреализм обстановки отражается в новеньком плазменном телевизоре.
– Была у меня небольшая мастерская, я в ней всю жизнь проработал. Там было все в одном месте, но пришлось уйти. Мягко говоря, попросили уйти. Теперь, чтобы обрабатывать и выделывать кожу, я езжу в гараж, к заготовкам. Я его называю холодильник. Где бы я ни был, меня домой тянет и сразу же за этот стол сесть, — Мухаммед указывает на столешницу с узорами на желтом металле. — Все, что у меня есть, теперь помещается в этой комнате. Мне говорили, я человек по характеру очень тяжелый. Да, но сколько тяжести, столько у меня и доброты.
Закореев работает с кожей, серебром и железом — все, что нужно для седла, делает в одиночку.
– Я в четвертом поколении мастер. Отец, дед и прадед были у меня и по камням, и по кузнечному, и по шорному делу. Отец не работал с серебром, он с железом работал. Дело выбирали как попадется, как жизнь заставит, — Мухаммед показывает портняжные ножницы ручной работы, которые остались у него в память об отце: — Сейчас такие уже не найдешь.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
С учениками и передачей мастерства следующему поколению у Мухаммеда не сложилось.
– Просят постоянно взять кого-нибудь в подмастерья. Я не беру. Некуда. Не в гараж-холодильник же людей приводить. Да и непросто научить. У человека должно быть понимание, сразу. Если с первого, от силы второго раза не понял объяснение, ему хоть тридцать раз покажи — не дойдет. Собаку не покормишь неделю, потом она на лету хватает. У меня один русский мальчик учился, он сейчас в Москве полковник, вот он такой был — на лету хватал. А остальные, даже мои родственники, — дубы, я всех выгнал.
В маленькой комнате затхло пахнет необработанными шкурами. Материал для кожаных изделий Мухаммед выделывает сам — в гараже или в квартире. Говорит, на скорняжный промысел и сопутствующие запахи соседи пока не жаловались.
– Кожа заготавливается, обрабатывается. Можно обрабатывать ее химически, но это слабовато, толку не будет. Лучше народным способом, тогда материал получается крепким, но гибким.
Для химической выделки кожу погружают в специальные составы с содержанием кислоты. Если обрабатывают вручную, то с химикатами она не встречается — шкуру растягивают на распорках, а потом распускают на ремни.
Тонкости процесса каждый мастер охраняет от посторонних глаз — в Кабардино-Балкарии ремесленников, работающих с кожей, немного, и каждый боится за свои секреты.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
Мухаммед дает потрогать образцы: та кожа, что шла по легкому пути, грубовата и неподатлива, а выделанная руками — мягкая и приятная на ощупь.
– Эта кожа, — Мухаммед берет образец «народной» выделки, — выдержит большую нагрузку. Она прочнее, несмотря на то, что кажется бархатной. Причем не имеет значение, козлиная кожа, свиная или бычья.
Чтобы придать ей цвет, он использует только натуральные красители из дуба или ольхи. Жгутики из этой кожи украсят заднюю луку будущего седла.
Над рабочим столом комнаты-мастерской висит портрет генерала Хату Анзорова — командира лейб-гвардии кавказского-горского императорского эскадрона. Воин стоит в полной национальной амуниции, смотрит на мастера гордо.
– Я его очень уважаю, он героем был, настоящим. В его честь село Хатуей назвали у нас.
Мухаммед рассказывает, старый друг уговаривал его уехать в Германию, но жена — теперь уже бывшая — была против. Брак распался, а мастер остался в республике.
Закореев достает из закромов адыгскую плетку (на кабардинском она называется сложно и для уха непривычно, фонетически похоже на «жобш»). Орех, серебро, кожа. В руке ощущается тяжесть дорогого подарка.
– Она оплетена десятью кожаными нитями. Видишь, по бокам швы обработаны?
– А буква «У» сверху что означает?
– Это первая буква в имени человека, который плетку эту заказал, а потом захотел цену сбить. И отказался у меня ее забирать.
Трехножка — кожаные путы на ноги лошади с серебряными бляшками (на две передние ноги и на заднюю, поэтому название о трех ногах — Примеч. авт.) — еще одна невостребованная вещь в коллекции оставленных изделий. Крепления для пут сделаны из отполированного рога барана, украшены серебром. Действует трехножка так: чем сильнее животное пытается вырваться, тем крепче затягивается узел на ногах.
– У адыгов есть пословица: не доверяй жене и коню. Если ее переиначить, то будет: не доверяй жене, коню и клиенту. В России много талантливых людей, но их не ценят.
На одно седло — в полном комплекте — у мастера уходит больше года. Ремесленник достает составные части еще не завершенной работы. Потник на спину лошади с узором по краям («Это горячее тиснение, делается больше недели самым тонким инструментом»), боковые крылья, подушка.
Фото: Екатерина Филиппович / «Русская планета»
– Седло такое подойдет черкесским верховым породам лошадей. Например, если так нарядить английскую кобылу, будет неправильно. Должно быть соответствие. Вообще хозяева своих лошадей одевают красивее, чем девушек. Однажды седло у меня заказали в дар одному очень богатому человеку. Потом говорили, что дорогому автомобилю он не так радовался, как моему седлу.
В коридоре у Закореева мигает лампочка сигнализации. Мастер к тому же работает с серебром и не без оснований опасается злоумышленников.
– Видишь, — Мухаммед кивает на странные полосы у дверных замков, — вот тут они уже пытались влезть. Раньше дом у меня был, его сожгли. Лайка была, она по-кабардински команды понимала. На той даче убили и ее.
Мухаммед погружается в ностальгию, перебирает фотографии прежних работ: кинжалы, шашки, рога с инкрустацией и гравировками. Браслеты для жены и дочки. Раньше орнаменты он выбирал восточные, а теперь — с национальными мотивами.
Провожая нас, он останавливается в дверях:
– Я все думаю о той работе, которая останется незаконченной, когда меня не станет. Я умру, а она будет на столе лежать...
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
